Страховое свидетельство

Даниил Страхов не намерен всю жизнь играть картонных негодяев«Бедная Настя», сериал хотя и совместный с крупной американской корпорацией и, соответственно, максимально приближенный к голливудским стандартам, в одночасье сделал знаменитыми нескольких молодых российских актеров. Главная героиня Елена Корикова была однозначно объявлена секс-символом новейшего времени. Этот же эпитет достался самому запоминающемуся мужскому персонажу - Даниилу Страхову. Однако сам он всячески старается избавиться от этой славы. Потому что за неординарной внешностью скрывается совсем не «голливудский» серьезный актер. Типичный представитель своего поколения.

-Даниил, поначалу вам доставались роли, мягко говоря, специфические. Калигула, Чикатило...

- ...И на то были причины. Во-первых, заинтересованность этой темой режиссера (Житинкина). Во-вторых, моя лирико-героическая типажность до этого момента была не востребована.

-Вам было сложно играть их?

- Любую роль играть сложно, будь то Ромео или Чикатило. Не скажу, что играть последнего мне было приятно . Ощущение некой нечистоплотности, безусловно, присутствовало. Кроме того, эстетические задачи, которые ставит перед собой актер, утыкались здесь в экспериментальность. «Продраться» к зрителю было сложно.

- Для чего же ставился этот спектакль?

- Как и любой другой - чтобы сеять разумное, доброе, вечное.

- То есть, беря на роль записного красавца, режиссер таким образом хотел персонаж оправдать?

- Любой актер пытается так или иначе оправдать своего персонажа, не в смысле какого-то высшего суда, а чтобы понять, что это за человек и почему он поступает так, а не иначе. Когда спектакль построен в форме монолога человека, совершившего страшные злодеяния и перед казнью обращающегося к богу, конечно, можно свести суть спектакля к шокированию публики и привлечению нездорового интереса общественности. А можно, несмотря на всю авангардистскую форму, оставаться в рамках общечеловеческих ценностей. Какие задачи ставил перед собой Федор Михайлович, описывая внутреннее состояние Раскольникова? Объяснить, что убивать старушек нельзя? По большому счету, искусство, как принято говорить, существует ради искусства. А те задачи, что мы ему придумываем, всего лишь ощущения и впечатления, которые мы выносим из того или иного произведения. На одного Достоевский влияет положительно, а другой, прочтя «Преступление и наказание», пойдет и, не дай бог, кого-нибудь пристукнет. По крайней мере вновь увидеть Чикатило в моем исполнении вряд ли кому-то удастся - никакого желания возвращаться к этому материалу у меня нет именно в силу его специфичности.

- Второй вашей нашумевшей работой стала роль Дориана Грея. Причем Житинкина страшно ругали за этот спектакль...

- Его, по-моему, ругают постоянно. И тем не менее исправно ходят на спектакли. И критики, чтобы убедиться, что они в очередной раз «не ошиблись» в своих суждениях, и зрители, которые у Житинкина, безусловно, есть. Меня тоже очень многие ругали, причем довольно крепко. Заслуженно и нет. Например, я знаю журналистов, которые сначала написали, а потом только пришли на спектакль - чтобы «не ошибиться». Помню очень суровые эпитеты, которыми меня обзывали. Кстати, за «Калигулу», и за «Дориана Грея» я критику заслужил. До сих пор считаю, что эти роли были сыграны мной посредственно, потому что я тогда просто не был готов к работам такого масштаба.

- Какие же работы вам больше всего запомнились из вашего театрального периода?

- Эк вы меня по периодам разложили... Две работы, которые я продолжаю играть и которые мне наиболее интересны, даже не с точки зрения актерской игры, а с точки зрения глубины спектакля, - «Безотцовщина» и «Петербург». Оба спектакля Сергея Голомазова продолжают идти в двух московских театрах.

- Когда после театра вы вдруг попали на телевидение, не стали ощущать себя «мыльным актером»?

- Нет. Дело в том, что у нас нет этого кастового разделения. На Западе есть актеры большого кино и есть актеры сериалов и мини-сериалов. Многие, начав с «мыла», потом дорастают до настоящих фильмов, а если возвращаются, то уже в другом статусе. Как, например, Брюс Уиллис, которого пригласили сыграть в сериале «Секс в большом городе» уже в качестве суперзвезды. В России этого разделения нет, поскольку как таковая отсутствует индустрия, объединяющая кино и телевидение, которые у нас существуют отдельно, каждое - в своем микромире. Взять ту же «Бедную Настю», где были заняты и девушки из модельного бизнеса, и такие гиганты советского кино, как Филиппенко и Остроумова. У нас не зазорно ничего - ты только делай все на пределе своих возможностей.

- Ваше поколение актеров чем-то отличается от старой советской школы?

- Мне сложно судить, потому что я в нем живу. Мало того, я не совсем понимаю, к какому поколению я вообще отношусь. Являюсь ли я «дитем», не знающим многотысячных парадов на Красной площади? Нет, я это все помню... Пожалуй, меняется сама органика актерского существования, как меняются и режиссура, и манера снимать.

- Кем бы вы хотели запомниться: телезвездой, актером театра, кино?

- Любой актер, как и любой человек искусства, живет в иллюзии, стремится остаться в вечности. Но целлулоид трескается, спектакли забываются... Пленка живет 50 лет. А что такое 50 лет по сравнению с вечностью?

- Но прошло уже 90 лет, а мы смотрим Чаплина...

- Чаплина смотрим, а Бастера Китона уже почти забыли. Любое стремление человека запечатлеться своими произведениями в умах людей в принципе иллюзорно, как иллюзорна стабильность нашего мира. Я не ухожу от ответа на ваш вопрос, а просто пытаюсь донести свое философское отношение к этим вещам. Я просто занимаюсь своим делом, которое очень люблю. Разумеется, мне бы хотелось оставить после себя что-то стоящее. Но думать об этом в принципе вредоносно.

- Вы счастливый человек. Немногие занимаются любимым делом.

- Не факт. Все зависит от настроения. Сегодня человек клянет то, чем он занимался 20 лет, а завтра понимает, что ничем другим он заниматься не может.

- После вашего появления на телеэкране весь интернет забит признаниями в любви. Вас называют то холодным красавцем, то воплощением мужественности. Вы всегда ощущали повышенное внимание со стороны женского пола или это пришло только после роли Корфа?

- Не буду лукавить и отмахиваться руками: мол, «нет, что вы, этого нет». Конечно, такой интерес к моей скромной персоне пробудился не без помощи роли Корфа. Что же касается моего личного опыта общения с женщинами, то он протекал и протекает параллельно, вне зависимости от общественного резонанса.

- И все-таки человек, желающий узнать о вас больше, прежде всего наткнется не на актерские работы, а именно на этот повышенный женский интерес. Не обидна такая слава?

- Надеюсь на то, что придут другие работы, и судить меня будут по ним как-то иначе. Это частая актерская проблема, с которой сталкивались многие из тех, кого начинали воспринимать по одной роли. Общественное мнение во многом подвержено тому ряду ролей, которые мне предлагают, и я всячески стараюсь не повторяться, но это зависит не только от меня, но и от судьбы. «Бедная Настя» - первый фильм, где мой типаж соответствует типажу моего персонажа, и я очень благодарен сериалу за это. Все роли, которые мне предлагали до него, были сугубо эпизодические и сугубо отрицательные (например, в «Бригаде» я сыграл музыканта - поклонника жены Безрукова, на редкость противного молодого человека). А в роли Корфа я постарался вывести его из отрицательного в положительный персонаж к концу, ломая характер этого героя. Эксплуатация типажности - то, что преследует каждого актера, и любой мечтает сыграть то, что противоречит его возможностям. Я к этой проблеме подхожу философски. Мне бы не хотелось всю жизнь играть картонных негодяев, но в большей степени это зависит от меня, от того, насколько мне удастся в каждой роли показать живого человека, а не   ходулеобразную физиономию.

- С другой стороны, представить вас в роли комедийного персонажа тоже сложно...

- Может быть, к сожалению. Шутить в кадре я пока не научился, а если научусь, то буду счастлив расширить свои актерские возможности.

- Что вы играете сейчас?

- В спектакле «Ромео и Джульетта» я играю Париса. Одна из самых завальных ролей в мировом репертуаре, так как Париса, как правило, никто не помнит в силу объективных причин: а) его очень мало; б) он является одной из номинальных фигур сюжета и совершенно теряется, так как ему не удается оттенить главного героя (Ромео), и из жениха он не становится никем, кроме как трупом. Наша задача с Робертом Робертовичем Стуруа заключалась в том, чтобы это каким-то образом поправить.

- А в кино?

- Осенью на РТР должна появиться картина «Звездочет», на ОРТ в начале зимы - «Дети Арбата», а также продолжение «Всегда говори «всегда». В «Звездочете» я играю профессионального кадрового разведчика, друга-недруга главного героя Володи Вдовиченкова. В «Детях Арбата» мне досталась роль Юрия Шарока (кто читал, тот поймет), тоже, кстати, разведчика. Кроме того, я занят в двух больших кинопроектах - «Блаженной» и «Грозовых воротах» Малюкова.

- Какие из современных фильмов вам запомнились?

- Получаю огромное удовольствие, пересматривая «Над темной водой» Месхиева - меня что-то зачаровывает в этом фильме. Очень люблю «Кин-дза-дза» Данелии, «Любовь» Валерия Тодоровского, «Анкор, еще анкор!» Петра Тодоровского и «В движении» Филиппа Янковского.

-А актеры?

- Людмила Тюнина, Виктория Толстоганова, Константин Хабенский. И Евгений Миронов. По-моему, он актер от бога.

- Вы как-то говорили, что принимали бы мальчиков на актерское только с 20 лет...

- Даже с 25, я бы сказал.

- Для вас это показатель зрелости?

- Не могу сказать, что я проснулся в 25 лет и сказал: «О! Я личность!» Это приблизительная цифра, просто к этому времени внутри хоть что-то устаканивается, по крайней мере до такой степени, чтобы начать это осознавать. Ко мне способность оценить и осознать себя пришла примерно в этом возрасте. Смею предположить, что некоторые люди вообще не доживают до этого... Не в силу того, что умирают рано, а просто не нуждаются в этом.

Леона Забродская
Журнал "Кутузовский проспект", 11/2004