Даниил Страхов . Актер «не шаговой» доступности

Если вы думаете, что умением общаться с людьми, задавать интересные вопросы и находить остроумные ответы вы уже обзавелись; если ваша способность ловко и ненавязчиво пользоваться природным обаянием не вызывает сомнения прежде всего у вас самих; если, наконец, блеск в глазах собеседника – дело для вас привычное и даже рутинное, значит, вы еще не встречали Даниила Страхова и пришло самое время с ним познакомиться… Примерно такие чувства испытывала я, отчаянно соображая, каким же именно образом мне подступиться к этой самостийной, малосговорчивой, нервичной, конфликтной и одновременно до странности позитивной системе по имени Даниил Страхов. Пытаться описать ее (эту систему) словами бессмысленно, ее надо видеть…

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Кафе. После вороха высказанных сомнений в необходимости дальнейшего общения.

Даниил: Будьте добры, посчитайте, пожалуйста.

Я: Два счета!

- Один!

-Два!

- Один (поворачиваясь ко мне), ну что это такое – чай какой-то – вы меня в конце концов унижаете…

- Ой, что вы, совершенно не собиралась, платите, пожалуйста, за мой чай.

— Я, конечно, не знаю, может быть, вы тут до моего прихода расстегаи с осетриной разъедали, а потом...«так, быстро убираем все — Страхов идет!»

— Слушайте, Даниил, а это мысль! Мне и в голову не приходило — ведь и так можно! В следующий раз обязательно попробую...

- Да, только счет надо просить после интервью, а то ведь, если раньше выявится – не дадут.

- Эх, не ко мне это… Я, знаете ли, никогда не умела таким образом поступать…

- Если бы было иначе, я бы тут не сидел…

ДЕНЬ ВТОРОЙ
Итак, десять утра — точка отсчета. Надо Страхову звонить, журнал он уже, наверное, полистал... Вот же нехорошо как, чует мое сердце, начнет он мне сейчас нервы трепать... ОК, собрались! Голосу — решимости, словам — убежденности, настроению — радости такой, какая бывает, когда весы минус два килограмма показывают.

— Алло, Даниил? Здравствуйте «Городское танго», Надежда.

— Да, здравствуйте. Вы знаете, Надя, я почитал ваше интервью с N – очень симпатичное такое, все мило, но концепция разговора… скучновато мне… все-таки, кажется, мы с вашим журналом не сойдемся.

- Вот! А кто-то еще считает, что женской интуиции не существует!

- Вы знаете, Даниил, я вам хочу сказать (ну, начали!), что журналист, как и актер, способен менять форму в зависимости от содержания и совершенно по-разному обыгрывать информацию, какой бы она ни была. Так что вы можете быть абсолютно уверены, что интервью у нас с вами получится, и вы останетесь довольны и... вам когда встретиться удобно? вы можете быть абсолютно уверены, что интервью у нас с вами получится, и вы останетесь довольны и... вам когда встретиться удобно?
Пока я единым выдохом проговаривала слова, призванные склонить непокорную актерскую душу к сотрудничеству, мысль моя надрывно кричала: «Страхов, миленький, душа моя ненаглядная, я люблю тебя почти как родного, соглашайся! (как же тебя назвать-то поприличнее...)»

— Ну ладно, вы когда хотели встретиться, в субботу? Только, Надя, смотрите, чтобы без моей визы — ни-ни, под ваше честное слово 60 секунд спустя сквозь мое торопливое (вдруг передумает!) наговаривание места, времени и треск несрабатывающей телефонной связи:

— Алло-алло, Надя, вы что, не слышите? Вы уже пять минут разговариваете сама с собой...

ДЕНЬ ТРЕТИЙ, ОН ЖЕ ПОБЕДНЫЙ
- Как настроение?

— Ничего, нормальное. Я, как всегда, немножко агрессивен...

— Это ваше обычное состояние...

— Нет, это просто вам так везет.

— Что же сегодня вас раздразнило?

— Ничего. Я просто из спортзала, а любой человек, занимающийся фитнесом, знает, что после тренировки уровень тестостерона в крови повышается, а вместе с ним и агрессивность.

— Ну, у меня происходит совершенно по-другому...

— Дело в том, что у женщин тестостерона вообще мало вырабатывается, у нормальных женщин, конечно. Одну минуту, извините, сейчас я включу... если вы думаете, что вы одна пришли с диктофоном, то вы (с некоторой вкрадчивостью) ошибаетесь...

— Вы меня тоже писать собираетесь?

— Конечно.

— А зачем? У вас с журналистами конфликтные ситуации были?

— Вы знаете, бывали разные ситуации: когда говоришь одно, а появляется потом совершенно другое, но обиднее, когда разговора вообще не было, а журналист при этом все равно что-то пишет.

— Вы как-нибудь с «обидчиками» боретесь?

— Нет, никак не борюсь. Я знаю, что это бессмысленно. Подавать на вашего брата в суд — дело гиблое, но лучше все-таки иметь запись, чем ее не иметь, правда?

— Вы знаете, у вас поразительная способность заставить человека не просто нервничать, а... это у вас так само получается?

— Что?

— Создавать такое поле вокруг себя, даже приближаясь к которому кажешься себе полным идиотом...

— Я думаю, это только у вас.

— А какие люди попадают в ваш близкий круг, вообще попадают в круг вашего общения?

— А вы считаете, что у меня таких людей нет?

— Не считаю, по логике такого не может быть. Как на старуху найдется проруха, так и у любого неуютного человека есть близкие люди, но мне интересно, кого вы к себе подпускаете?

— Кто пускается... Мой близкий круг — это люди, которые со мной давно. Я честно скажу, что с большим трудом завожу новые знакомства, и они практически никогда не перерастают в дружеские отношения. У меня есть несколько старых товарищей, друзей. Есть те, которые нравятся мне, а я им, но их немного и чем дальше, тем мне сложнее общаться с новыми людьми.

— Чем для вас определяется ценность человека?

— Искренностью и надежностью — это в первую очередь. Все остальное: образованность, ум, всякие другие качества — не является первостепенным. Если двум людям неожиданно есть о чем поговорить, это вовсе не означает, что оба профессора кислых щей. Отнюдь не так. Кроме того, вы же сами прекрасно понимаете, что моя ершистость — часть некой внешней защиты от мира, который, в общем, одна сплошная опасная зона.

— Обязательно надо защищаться?

— Конечно. Иначе в этом городе тебя сожрут с потрохами. Сразу же. Только форма защиты бывает разная: в виде нападения, в виде непротивления или в виде обычного «недопуска» — «мой дом, моя крепость». Я не буду ни на кого нападать, никого обижать, я уже понял, что это вернется и от твоих проблем никогда не избавит. Зло всегда возвращается. Я не говорю о тех страшных моментах, когда речь идет о чести, о достоинстве, о защите своей семьи — не дай Бог столкнуться с такой ситуацией, когда ты не сможешь не ответить на чужое зло. Я стараюсь просто быть недоступным, потому что этот город таков, что, как только ты расслабишься, тебе сразу же дадут под дых. Мне всегда было интересно, каково другим артистам ощущать себя, ведь, стоя на съемочной площадке, ты априори не защищаешься, потому что без определенной открытости невозможно что-то создать. Все равно включаешь какого-то ребенка в себе, который стоит на сцене и... как будто никого больше нет... ни зрителей, ни режиссеров — пресловутая четвертая стена. То же самое в кадре, когда как бы ничего не происходит: светики не мешают, микрофоны не торчат, хлопушка не спряталась под столом, и ты играешь в игру. Это, разумеется, детское состояние, когда ты изначально открыт для мироздания и для людей, которые окружают тебя, стоят и всячески снимают. Но в тот самый момент, когда твоя натура распахнута, тебя и тюкают. Тут уж ничего не поделаешь...

— Это повышенная ранимость?

— Все люди ранимы, по-моему. Мне кажется, что нет никакой повышенной ранимости или повышенной толстокожести. Я толстокожих людей, которым все по барабану, в своей жизни не встречал, честно говоря. У всех есть свои больные места. Каждого человека легко обидеть. Разве нет?

— Разве да. А вам никогда не казалось, что сознательно защищаться — значит искусственно себя ставить в некие рамки, что в этом есть определенная несвобода?

— Да мне безразлично, как это с психологической точки зрения называется. Я вам уже говорил, я терпеть не могу психологические вопросы — меня это раздражает... Потому что психологи на 50% лжепрофессионалы. Люди, получившие эту специальность в качестве второго высшего образования, не найдя себя в первом круге. Само по себе это не означает, что они плохие, нет! Но просто в этой сфере очень много шарлатанов, которые устраивают псевдосеансы психологической разгрузки, задают кучу глупых вопросов, типа: что вы чувствовали, когда у вас умирала не-дай-бог-кто — вот это все меня дико раздражает! Что астрология, что психология — все немножечко отдает болтологией, демагогией и прочими «гиями».

— Тотальный непрофессинализм — проблема сегодняшнего дня...

— Да, и то же самое в моей профессии — среди актеров огромное количество случайных людей. Сейчас ведь великое множество частных вузов, которые выпускают толпы, сотни и сотни штрейкбрехеров, полунедоучек, пусть они не обижаются, — это действительно так. Уровень профессионального обучения в актерской профессии очень упал. Так что среди нас тоже полно людей, которые, как сказал Сергей Урсуляк, боятся разоблачения.

— Я не видела вас в театре — не успела. Но я видела вас в кино, чаще всего вас можно увидеть в сериалах — в этом абсолютно пустом по сути «мыле». А вы позиционируете себя как человека глубокого, немало знающего и много чувствующего, и, думаю, таковым являетесь, тогда как же вы участвуете в «изначальной пустоте»? Или для вас актерская профессия — это еще и прибыльный бизнес?

— Как странно вы меня воспринимаете... Отвечаю. Во-первых, что касается «мыла»... мы говорим о «Бедной Насте», которая снималась пять лет назад, о «Талисмане любви» трехлетней давности. Сегодня в «мыле» вы меня не увидите. Если же говорить о «вертикальных» сериалах, то я снялся в одном таком проекте под названием «Судебная колонка», который еще не вышел на экраны нашей страны. В его создании принимали участие такие режиссеры, как Алексей Попогрепский, Артем Антонов, Александр Прошкин и др. На мой взгляд, подобные «вертикальные» сериалы зачастую намного интереснее как в профессиональном, так и в содержательном планах, нежели многие полнометражные художественные фильмы, которые сейчас у нас снимаются. Во-вторых, конечно же, существует некий момент бизнеса, когда люди идут в «мыло», когда они вкалывают в течение полугода каждый день, убивая свой организм. Безусловно, говорить об этом как о каком-то альтруистическом занятии искусством просто глупо. Но, когда я соглашался на «Бедную Настю», я сидел дома и меня никто, никогда и нигде не снимал. Я играл какие-то небольшие роли в маленьких сериальчиках, снялся в «Северном сиянии» — тонкой и красивой картине, но выбора особенного у меня все равно не было. Это сейчас всем кажется, что на момент выхода телесериала «Бедная Настя» я был в большом порядке — совсем не так. Я одновременно снимался в «Звездочете», в «Детях Арбата» и в «Бедной Насте» — выпал мне такой тройной лотерейный билет, которым я и попытался воспользоваться по максимуму.

— А вам это потом не помешало, не создался определенный стереотип восприятия по отношению к вам?

— С одной стороны, может быть, и помешало. А с другой и помогло.

— То, что пропиарило хорошенько — это понятно...

— Дело не в пиаре. Когда начали транслировать «Бедную Настю», артисты Петя Красилов, Лена Корикова и я «висели» в Москве и других, я думаю, городах буквально на каждом шагу. Потом вышли «Дети Арбата» — замечательный, искренний фильм, и я подумал: «Вот сейчас люди увидят, что он не только сериальный актер, но может играть и совсем по-другому». И кто-то действительно увидел, понял, но таких немного, они либо входят в разряд людей, которые внимательно относятся ко всему, что я делаю, либо это узкий круг профессионалов. В целом же можно сказать, что фильм прошел незамеченным. Наверное, отчасти из-за времени, в которое его показывали. Никому он оказался не нужен, что для меня очень печально. Вот поэтому можно, конечно, считать, что в чем-то мне «Бедная Настя» помешала, но с другой стороны, я прекрасно понимаю, что у меня не было других вариантов. И эта роль стала первой, которою мне предложили, которая, выражаясь профессиональным языком, отвечала моему типажу героя-любовника. Изначально выписанный и заявленный персонаж, Барон Корф, человек малоприятный во всех отношениях, быстро приобрел человеческие черты и, периодически совершая благовидные поступки, казался этаким Лермонтовым или Печориным. Такие люди всегда будут вызывать сочувствие, особенно у женской половины человечества.

— Вы раб своей внешности?

— Я думаю, что рабы — все остальные, которые так думают обо мне, потому что сам я со своей внешностью разобрался уже давным-давно. Безусловно, если вдруг я однажды проснусь, посмотрю на себя в зеркало и вдруг — батеньки! — увижу совершенно иного человека, мне будет непросто, я даже себе это представить не могу. Почему? Потому что для меня внешность является инструментом в работе. Что касается досужих разговоров на тему «он смазливый, женщины вешаются, а он этим пользуется, и вообще, он Нарцисс...» — это так же, как в случае с «Бедной Настей». Я привык к себе такому, да и зачастую моя внешность является скорее отягощающим обстоятельством, нежели способствующим успеху в повседневной жизни. Поэтому я уже давно не хожу по улице с высоко поднятой головой, чтобы меня больше людей узнали, заметили и тыкнули пальцем: «Смотри, Страхов идет». Я стараюсь скромненько-тихенько пробраться в уголок куда-нибудь, сесть там спиной к входу, чтобы меня никто не замечал. Для меня внешность, как пальцы для пианиста, более ничего. Я понимаю прекрасно, что, чем чаще мне будут задавать этот вопрос и чем больше люди будут читать мои ответы, тем меньше они мне будут верить. Знаете, меня однажды еще в студенческие годы поразил мой товарищ — я не буду называть имени — очень известный, выдающийся, талантливый характерный актер, который мне сказал: «Дань, я бы отдал весь свой талант, все, что во мне есть, за то, чтобы иметь такую внешность, как у тебя». В это сложно было поверить, потому что он невероятно талантливый актер, но говорилось это искренне. Поэтому мне кажется, что любые мои ответы на этот вопрос все равно будут вызывать только отрицательную реакцию у тех, кто настроен ко мне так изначально, и спокойную у тех, кому уже давно до этого нет никакого дела — и слава Богу!